Неизвестный Ростов

Дима Коваленко прислал несколько фрагментов своих танаисских бесед с Жуковым и Ершовым. Повесила на YouTube.



Гена Жуков вспоминает о Сереже Тимофееве в Крыму



Володя Ершов рассказывает о том, как он ловко подстроил участие Александра Брунько в съемках фильма о Танаисе



Ершов рассказывает, как в 1970-х Авдей Тер-Оганьян ходил по городу с зонтиком с велосипедным звонком.

Дима Коваленко довольно давно прислал мне оцифрованные песенки Тимофея, записанные им в Танаисе 1 июня 1991. Но вот только сейчас удосужилась их выложить куда надо. Некоторые из них больше нигде, кроме как в Танаисе, никем не записывались.

Об этой записи тут уже был помещен отличный димин мемуар.
Вот фрагментик из него: "...Мы пересеклись с Тимой в Танаисе в дни Пушкинских Праздников. Точнее за неделю до них. Ростовские киношники снимали фильм о «Заозерной Школе». Понаехало друзей-приятелей и все разгуливали в белых простынях, типа древние греки. Ночью нас усадили у костра, разложили бутафорские закуски и начали снимать. Съемки продолжались долго и нетерпеливый Тимофей громко осведомлялся скоро ли начнется «свальный грех». Потом было выпито много пузырьков боярышниковой настойки. А поутру замерзший Тима выбрался из палатки и громко просипел на весь Танаис : «Эй , кто – нибудь ! Дайте ЧТО-НИБУДЬ!» Ответом ему была тишина.
Постепенно народ реанимировался и выползал на поляну. Веселье набирало обороты. Вот тут-то я и подкатился к Тиме с просьбой напеть на магнитофон несколько песен. Он очень серьезно отнесся к записи, пел от души . Подсел Олег Штавдакер со своей гитарой и пошли всякие запилы. Завыла диким голосом Наташа Строкова. Кто-то колошматил по бонгам. Кажется – Кука. Сам Тимофей наслаждался импровизацией друзей. А какая-то пьяненькая девчоночка отбивала бешеный степ по фанерному листу босыми пятками. Так всё и записалось, так и осталось в Истории.
Вообще Тима воспринимался, как очень душевный , очень добрый человек , охотно откликающийся на просьбы других.
Вот и мне не отказал. Спасибо ему!
Разгуливал Тимофей по Танаису почему-то в стариковских войлочных ботиках на босу ногу. А может у него других и не было. Но выглядело все это интригующе. По- «андеграундовски»!

А вот и сама запись:



Ты прогнала меня

Подкатом - еще много Тиминых песенок из Танаиса.

( Collapse )

В конечном счете, что же мы имеем?
Что мы имеем, чего нет у них,
но отобрать у нас они не могут?
Ведь мы имеем что-то, слава Богу,
такое, что и двери мастерских
почти что никогда не запираем?

Входите, гости -- воры и бандиты!
Смотрите смело, что же мы имеем:
немного старой мебели, покрытой
царапинами, красками и клеем,
подрамники, мольберт, рулон холста,
да грубый стол, похожий на верстак,
да под столом мешок с бумажным сором.

Глядите: вот магические вещи,
которые вам в руки не дадутся,
а если взять, то долго не сберечь.
Нет, не украсть, не выпросить.
Лишь сжечь. Сжечь -- это да.
Но не об этом речь.

А речь о том, что здесь они топтались,
презрительно кривились, но пытались
потрогать хоть линейку, хоть резинку,
хоть выпросить стакан спитого чая,
смущались, взгляд хозяина встречая,
и пялились на пошлую картинку,
прикнопленную к ржавой штукатурке, --
как раз для них: порадуйтесь, придурки.

Конечно, знал хозяин что по чем.
И было самому ему неловко,
что на столе любая мелочевка,
которая ему принадлежала,
завистливых придурков поражала.

И вывалясь во мрак ночной, как стадо,
брели они, вздыхая по пути,
что кажется художник -- не ахти,
но мастерская у него -- что надо!

1993

Говорят, что умершие в праздник Святой Троицы становятся святыми. Сережке совсем необязательно было умирать. Не потому, что он и так был свят, нет, это слишком пафосно звучит. Святые, мне кажется, не пьют вино, не любят барышень, не торчат, не рисуют картин и не делают рок-н-ролл.

Сережка был, скорее, светлым человеком и легким. Как черные линии-чёрточки-пятнышки его рисунков, которые он разбрызгивал-раздрызгивал, испещряя лист. Недавно Кира Модылевский, директор московского ресторана «Union», где собирается околороковая богема и звезды, извините, эстрады, подарил мне безумно дорогую ручку. Цвета беззащитности и с моторчиком внутри, она умеет вибрировать и делать линии конвульсивными, нервными, судорожными, спиральными — какими угодно… «Уфты — сказал Тимофеев и, схватив ручку, сразу же стал рисовать — я всю жизнь стараюсь, а тут -моторчик». Ручка, косившая под технику Тимофеева, выдавала зеленый цвет.

( Collapse )

Комментарии Кирилла Серебренникова к его ранней ленте «Шиги-Джиги, или все будет хорошо», взятые у него в середине июня 2006 в Ростове. При поддержке Кирилла и с его личного согласия, лента, снятая им в 1993 году во время работы на телерадиокомпании «Дон-ТР», была представлена в рамках программы фестиваля [другие]Чужие! в память о «золотых временах» ростовской субкультуры, в память о Сереже Тимофееве и недавно ушедшем из жизни его друге художнике Коле Константинове.

- Возвращаясь к теме героев-анти-героев: что связывает тебя на сегодня с твоей ранней работой «Шиги-Джиги»?

- Ты знаешь, я не очень люблю всю эту ретрофилию, честно говоря, не поклонник всех воспоминаний. «Шиги-Джиги» - такая мемориальная передача, за которую и сейчас не стыдно. С массой приятных моментов, которые идут, прежде всего, от музыки Сергея Тимофеева и его магнетической личности, которая сегодня кажется такой вполне ренессансной. Весь этот ренессанс и обаяние личности, как мне кажется, как раз и проходят через всю эту передачу, которая, разумеется, не совершенна. Хорошо, что мы ее сделали… Потому что для меня он был абсолютом Творца, свободного художника. Мне кажется, это была искренняя работа.

( Collapse )

Я не помню как мы с ним познакомились. Не могу сказать, что были близкими друзьями. Сергей был бесшабашным, богемным человеком. Нон-стоп. Пьянки, оргии до утра. А я, мальчик из интеллигентной семьи, этого не любил. Он звонил мне в три часа ночи, просил занять денег. Я на него сердился, бросал трубку. Вообще, он и сам страдал от этого, но у него было довольно тяжелое материальное и семейное положение. Бесшабашность была вынужденной. Он как раз стремился к спокойному быту, что ничуть не отрицало его безумного творчества. Мы часто общались, придумали сценарий для фильма. Причем он пулей написал свой, я свой. Тимофеевский назывался "Отдай мне голову, Хосе". Мой приблизительно так же, но мне казалось, что мой лучше. Но звезда был он, и его сценарий опубликовали первым. Потом была акция "Ночи Клеопатры", но я повел себя как "суперстар" и отказался участвовать, отчасти потому, что помещение было совсем к этому не приспособлено. Потом решили снимать видеоклип, и он мне принес раскадровку. Но я был непреклонен: "Вот тут ты, дорогой, не лезь". Клип назывался "Резиновые ноги". В проекте "Персона" я снял три программы, и Тимофеев был героем одной из них. Он придумал, чтобы Вика, его жена, бегала по городу в подвенечном платье. Эти кадры потом вошли в "Шиги-Джиги".

( Collapse )

Глава из книги "Раб лампы"

Девяносто второй год.

Еще года не прошло с тех пор, как дождливыми ночами горели костры напротив Белого дома.
К кострам можно было подойти всякому, кто мог спеть хоть строчку из «Битлз». Большевики были неотличимы от нас, но они не знали «Битлз». Вот и пропуск.
Костры горели в ожидании танков.
Предполагалось, что агонизирующий большевизм в любую секунду мог попытаться продлить жизнь при помощи механического сердца Таманской дивизии. И тогда все эти битломаны с лицами Окуджавы легли бы под гусеницы вокруг Белого дома, где в обнимку с автоматом дремал Растропович.
Они были вполне к тому готовы.

( Collapse )